Мальчик, зажигающий фонари
Судьба многих молодых семей тесно связана с прекрасным и важным для каждого человека делом, которому можно посвятить жизнь, – созиданием. Освоение новых месторождений, возведение плотин, мостов и железных дорог, строительство городов посреди вечнозеленой тайги – все это требовало умелых рук, дерзкой энергии и полной самоотдачи. Именно такой счастливый жребий выпал герою этой повести Сереже. Он вместе с папой и мамой строили свой любимый город! О возникновении благородного чувства причастности к великому делу, осознания личной ответственности за тот край, землю, которая приняла тебя и полюбила, этот рассказ. И неважно, сколько тебе лет – четыре года или сто!..
МАЛЬЧИК, ЗАЖИГАЮЩИЙ ФОНАРИ
Сережа — счастливый человек: у него две макушки, настоящие, круглые, одна возле другой. Сережа очень гордится этим и нарочно стрижется коротко, чтобы все могли их видеть.
Он и в самом деле счастливый: не каждому в четыре года выпадает счастье жить в собственном городе. А Сереже — выпало! Правда, живут они, как и многие другие строители, пока на другом берегу озера, в деревенском домишке, потому что их «настоящий» дом пока не готов. Но зато ездят на работу они на голубом автобусе: Сережин сад, мамино КБ и папин комбинат находятся в городе. Вечером они втроем возвращаются на том же самом автобусе домой. Но так бывает не всегда. Время от времени дорогу рассекают красные полотнища, на которых белыми буквами выведены тревожные слова: «До сдачи объекта… остается… дней». С каждым разом число дней все уменьшается и уменьшается, а папино лицо становится все озабоченней и суровей. Замолкает мама, и тогда Сереже приходится соглашаться на «круглосуточные». Он очень скучает, но не просится домой и не устраивает «концертов» как некоторые. Мальчик понимает, что город надо построить, как можно скорее, и комбинат тоже надо пускать, как можно скорее. Его продукцию ждет, не дождется вся наша страна, и личным интересам места нет.
Сегодня дорога кажется Сереже особенно веселой, потому что завтра — воскресенье, и они будут целый день вместе: он, мама и папа! И еще потому… но это пока тайна!
Мальчик сидит на переднем сиденье возле кабины и внимательно следит за всеми действиями водителя. Помигал правый глазок — поворот! — и несутся навстречу тоненькие березки Молодежного бульвара. Здесь есть и Сережин труд: деревца в начале бульвара посадила их средняя группа.
Баранка делает пол-оборота влево и замирает под сильными руками водителя. Начался район новостройки. «Веселый город» его зовут. Днем и ночью здесь трудятся подъемные краны, ревут, разгружаясь, тяжелые самосвалы, без устали танцуют, выравнивая площадки, мощные бульдозеры. Где-то тут, этаж за этажом, поднимается и его, Сережин, дом.
— А скоро он вырастет? — спрашивает мальчик.
— Вместе с тобой, — отшучивается папа.
Автобус нырнул в зеленое море Васильковой рощи. Начался спуск.
— Назад сцепление! Убрать газ! — шепотом командует Сережка, и машина послушно скользит по шоссе к озеру.
— Катя, — обращается папа к Сережиной маме, — что решили с Васильковой горой?
— Под цеха отдаем, — вздыхает мама. — Негде больше, Валя. Микроклимат готовый: ни шума, ни пыли…
— Все-таки — под цеха…
— В роще по генеральному плану должен быть детский городок! — произносит чей-то голос.
Мама ответить не успевает.
— Что?.. Что?.. — летит с разных сторон. — А детей куда?
— Товарищи, не волнуйтесь, — Сережина мама повысила голос, чтобы ее услышали. — Ребятишкам построим комплекс на озере. Со временем…
Автобус точно взорвался! Все разом заговорили, перебивая друг друга, сердито наступая на Сережину маму.
— Там же голо! Ни кустика, ни деревца!
— Озеленим…
— Озеленим? Когда?.. Рабочих рук не хватает!
— Мы посадим прутики! — звонко крикнул Сережа.
Вокруг засмеялись.
— Правильно, малец, защищай мать!
— Мы уже посадили… три березки! — не сдавался мальчик, подняв для убедительности три растопыренных пальца.
— Помолчи, — строго сказала мама. — Не твое дело.
А пассажиры вспоминали все новые и новые недоделанные дела. Спорили уже между собой, горячась и доказывая друг другу и самим себе. Говорили о затянувшихся сроках сдачи главного объекта, о том, что медленно растет жилой городок, что все еще мало зелени на улицах, что до сих пор не начато строительство стадиона…
— А сколько времени обещают дать в поселок электричество?
— Действительно! Ни почитать, ни телевизор посмотреть! При свечах сидим, словно в каменном веке!
— На улицу вечером не выйти: глаз коли — темнота кромешная!..
Сережка заерзал: он знал такое, такое!..
— Папа, а у меня тайна есть! — зашептал он в ухо отцу.
— Ой, Серега, не щекочи! Говори вслух!
Мальчик потупился: про тайну громко говорить не полагалось.
— Тайна, — одними губами повторил он.
— Ах, вон что! — снова громко сказал папа. — Раз — тайна, то и помалкивай.
Мальчик покраснел, отвернулся и невольно вздрогнул: на него в упор смотрел человек. Сережа узнал бы его из тысячи: густые лохматые брови нависли над глазами, толстый нос и усы — веником. Человек подмигнул Сереже и сказал негромко:
— Завтра. Не забыл?
Автобус затормозил, человек вышел. Он проводил глазами автобус и кивнул мальчику на прощание. «Завтра!» — сердце у Сережки заколотилось. Конечно, он не забыл! Всю эту неделю, каждый день он ждал этого «завтра»! И сейчас, когда в автобусе заговорили про электричество, чуть-чуть не выдал их общую тайну!..
***
Каждое утро веселые человечки торопятся разбудить Сережку. Они колотят по серебряной наковальне серебряными молоточками, и от высоких и звонких звуков становится тесно в маленьком домике. Трели поднимаются вверх, под самую крышу, выплескиваются наружу, и тогда начинает дрожать воздух в комнате, и мальчик просыпается.
Еще немного Сережа притворяется спящим, человечки волнуются, опасаясь, что он проспит, и стараются вовсю. Блестящая крыша домика ходит ходуном, и мальчишке кажется, что еще немного, и она слетит вместе со звуками…
Но вот просыпается мама. К домику протягивается нетерпеливая рука, — и веселый хоровод звуков обрывается, испуганные человечки прячутся, а домик превращается в обыкновенный пузатый будильник.
Сегодня человечки вообще старались зря: сегодня у Сережи выходной, и он никуда не спешит! Пятидневная рабочая неделя — для всех людей, и свои права мальчик знает!..
Он слышит, как по комнате кружат осторожные мамины шаги. Она собирается в школу: по субботам и воскресеньям мама помогает молодым рабочим, которые собираются поступать в институт, подготовиться к экзаменам. По математике и по английскому. Сережке жалко маму, и он думает, что в учителя он уж точно не пойдет!
Шаги вышли в кухню и пропали. Наверное, мама завтракала, потому что недовольно пофыркивал чайник, и сонно позвякивала ложка. Потом хлопнула входная дверь, негромким эхом откликнулась калитка во дворе, и стало тихо: мама ушла. Закрытые ставни не пускали в комнату утро, а сон не торопился покидать мальчика. Сережа крепче обнимает подушку, и мягкая пушистая трясина обступает его охотно и легко. Постепенно в ней тонут его глаза, нос, губы, оставляя на поверхности одно розовое ухо…
***
— А мне подарили слона! — объявляет Сережа, открывая глаза, и тут же зажмуривается.
Комната полна солнца! Оно врывается в окна, прокалывая огненными пиками белые занавески, отчего на них остаются темные пятнышки-горошки.
Солнце спрыгивает на пол, прокатывается по разноцветным ступенькам полосатого половичка, постланного от окна к порогу, взбирается по стене. И вот уже на шершавом поле невысокого потолка возятся и дурачатся солнечные зайцы.
Сереже кажется, что сегодня праздник!
— А мне слона подарили! — повторяет он радостно и смеется.
— Большого? — машинально задает вопрос папа. Он давно встал и теперь сидит за столом, уткнувшись в газету.
— Такого настоящего-настоящего! С дом! — и поскольку папа никак не реагирует, великодушно предлагает. — Хочешь, покажу?
— Как же ты покажешь, если он тебе приснился? — пресекает папа буйную фантазию сына.
— Вот сегодня ляжем рядышком спать, и ты посмотришь, — говорит мальчик и обиженно замолкает.
— Хватит валяться, вставай! — командует папа. — Я есть хочу, ужас!
Сережа слезает с высокой кровати, как с забора, перевернувшись на живот и осторожно нащупывая пол.
— А что будет на завтрак? — сидя на полу, интересуется он.
— Да вот, мама «ЦУ» оставила, — и папа вслух читает записку:
«Валя, приготовь Сереже яичницу с колбасой. Чай пейте с вишневым вареньем. Баночка — в подполье, на приступочке. Обязательно погуляй с Сережей. Сегодня холодно, одень ему теплое пальто и сапожки. Я приду поздно. Ваша мама».
— Понял?.. Яичницу с колбасой и чай с вареньем.
— Я не хочу вместе! Я лучше по очереди, — тянет мальчик.
Папа нерешительно смотрит на сына, видимо, ему тоже хочется «отдельно».
— А знаешь, — с искусственным воодушевлением говорит он, — мы вот что сделаем: каждому выделим «сухой паек»! Как в походе!
— Как будто мы военные, да? — подхватывает Сережка. — Как будто мы на войне! — он тут же кидается в «свой угол» между окном и кроватью и срочно вооружается.
За стол мальчик садится в полной боевой готовности: ружье и сабля надеты прямо поверх пижамы. Колчан со стрелами заброшен за спину, в четырех карманах — по пистолету, а гранаты Сережка ставит перед собой.
Некоторое время за столом тишина. Едят воины, как и полагается, быстро и сосредоточенно. Старший снова погрузился в чтение.
— Ты чего там затих? — выглядывает он из-за газеты.
— Смотрю, — Сережа проколупал в яйце маленькую дырку и пытается заглянуть в нее.
— Что ты там выглядываешь?
— Цыпленка.
— Какого еще цыпленка?
— Маленького.
— Что за чушь! Ешь!
— А вдруг он там спрятался? И схватит меня за нос?!
— Сергей, давай без глупостей! — это был плохой знак: когда папа называет его полным именем, жди неприятностей.
Ждать Сережа не стал, быстро управился с «сухим пайком» и, наводя мосты, поинтересовался:
— Ну, и что там пишут?
— Да вот, — не сразу откликается папа из-за газеты, — «Экономика стабилизируется…», «Наша нефть уплывает в Америку», «Гневное осуждение терроризма…», «Отстоим правду с помощью силы»… Понял что-нибудь?
— Понял, конечно. А Лева Оберган стукнул меня по лбу. С помощью силы.
— Сдачи бы дал!
— А я не знал, сколько.
— Что «сколько»?
— Сдачи. Он же один раз всего дал!
— А ты не бойся, лишнее сдать. И куда твоя воспитательница смотрела, Галина Ивановна?
— Она не смотрела. Она тогда уволилась. Правда, теперь опять приволилась. «Потому что лучше нашего города нет на всем белом свете!» — так она сказала. Правда же, нет?
— Ерунда. Все новые города застраиваются по типовому плану. И наш — тоже.
— Все равно, наш город самый красивый! Мы вчера посадили прутики.
— Не прутики, а молодые деревья.
— Деревья потом получатся, а сейчас прутики, — Сережка надулся.
— Ох, Серый, и болтушка же ты! Как только у тебя язык не устает? «Сухой паек» прикончил?
— Прикончил.
— Молодец. Ну, иди, займись чем-нибудь.
— А в лес?
— В лес пока рано. Сыро там. Поиграй!
Мальчик нехотя направляется в комнату, играть ему не хочется: игрушки он видит каждый день в детском саду. А сад у них хороший, хоть и находится он пока в обыкновенном доме, на первом этаже. Игрушек полным-полно, все новые, не поломанные, всем хватает. Но сегодня Сереже хочется поговорить с папой, и он возвращается в кухню.
Папа занят: он переставляет маленькие фигурки на клетчатой доске. Сережа знает: это — «шахматы». Смешное и непонятное слово. Мальчик некоторое время наблюдает, а затем спрашивает:
— А как ты играешь?
— Как?.. Вот задачку решаю. Видишь: черные должны поставить «мат» белому королю. В пять ходов.
— Что поставить? — переспрашивает Сережа: ему послышалось «плохое слово».
— Белого короля в плен взять, — поясняет папа. — А белые воины должны защищать своего короля. Смотри.
Мальчик смотрит. Черные маленькие воины атакуют напористо, смело, но все его симпатии на стороне белых. Постепенно тают их ряды: один за другим падают белые воины, и тогда выходит защищать короля белая королева! Она очень нравится Сереже. Точеная фигурка в остроконечной черной шапочке. Она бесстрашно кидается на врагов, и черные подались назад, но их слишком много. Они окружили светлую королеву, и она упала, сраженная, на папины руки.
А король вел себя безобразно! Перебегал с места на место, все время прятался за спины своих воинов, вместо того, чтобы возглавить сражение.
— Мат! — папа торжествующе засмеялся, а Сережка вдруг уткнулся ему в плечо и разревелся.
— Ты чего? — удивляется папа.
— Королеву жалко… — не отрываясь от спасительного плеча, проревел мальчик. — Не буду больше королем! Противный, трус!
— Каким королем?
— Никаким!.. Когда в «прятки» играем, то считаемся: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты такой?» Я всегда выбирал «короля». Теперь не хочу!.. Буду «сапожником»!
— Правильно, — одобрительно смеется папа. — Сапожники — добрые ребята.
— А в лес пойдем? — затихая, спрашивает мальчик.
— Обязательно. Наберем маме огоньков. Знаешь, какие они осенью яркие! Так и пылают!
— У них провода есть?
— Нет, они сами, без всяких проводов, горят.
На улице гулко хлопнула калитка. Через минуту в дверь постучали:
— Можно?.. — и на пороге возник высокий черноволосый человек. — Общий привет! Собакин по вашему вызову прибыл! — он шутливо щелкнул грубыми ботинками и вскинул руку к козырьку фуражки.
— Слушай, это свинство! — накинулся на вошедшего папа. — Уже двенадцать часов! Ты когда обещал придти?
— Извини, пожалуйста. Жена задержала: не могла нужные материалы найти. Я уж и так бегом бежал. Видишь, как дышу, — Собакин высунул язык и показал, как запыхался.
— Все принес?
— Ясно! Как в лучших домах.
— Ну, давай считать.
— Конструкцию прежде всего надо посмотреть. Сдается мне, основной блок перегревается.
Собакин и папа непонятно разговаривали и еще более непонятно вели себя. Они разложили прямо на полу листы чертежей, придавили уголки Сережкиными гранатами и ползали по чертежам на четвереньках.
— А если его в ванну поместить? — трет переносицу Собакин.
— Не годится. Дорогое удовольствие, — качает головой папа.
— Давай все-таки прикинем!.. — и две головы склоняются над калькулятором.
— Папа, а лес? — втискивается между мужчинами мальчик.
— Серый, не видишь, я занят?!
— Но ты обещал! — Сережины губы подозрительно оттопыриваются.
— Концерт отменяется, — предупреждает папа. — А то вообще никуда не пойдешь.
— Мы скоро освободимся, — спешит на помощь Собакин и хитро подмигивает Сережке. — Поиграй пока один.
— Я лучше подожду.
— Тогда не мешай, — успокаивается папа.
— Я буду шепотом играть, — обещает мальчик. Он устраивается недалеко от взрослых занятых людей и начинает играть «шепотом». Кубики-блоки Сережа укладывает на самосвал и отвозит их к «реке» — синей полоске на тканом половичке. Там он сбрасывает груз и отправляется за новым.
***
…Солнце подкатилось к низкому осеннему горизонту и заглядывало красным глазом в подслеповатые окна, словно вызывая мальчика на улицу.
— Папа!..
Сережка уже несколько раз подходил к отцу, но основной блок везде перегревался, и они с Собакиным уж и не знали, куда его пристроить. Мужчины больше не ползали по чертежам, а сидели на полу и дымили. Кудрявый голубой дым плыл по комнате, словно облака в небе.
— Папа, — снова позвал мальчик, — а вы его в речку! Там воды много, ему прохладно будет.
Отец рассеянно посмотрел на сына:
— Кому прохладно будет?
— Блоку вашему.
— Блок — в речку?.. Ха-ха-ха! — зашелся от смеха Собакин. — Ай да Сергей! Ай да Валентиныч!.. Вот решение проблемы! Вода! Габариты нас не поджимают.
Теперь смеялись все. Сережа радовался, что помог взрослым пристроить основной блок, а они, что решение оказалось таким гениально простым.
— Дешево и сердито!.. Посчитаем! — и снова две головы склонились над исчерканными листами.
Мальчик еще потоптался возле них и понял, что его мечта побыть с папой в воскресенье не сбудется.
— Ты погуляй один, сын! — попросил папа. — Понимаешь, вроде что-то наклюнулось. Надо проверить. А?.. Погуляешь?
— Ладно, — Сережа опустил голову, стараясь изо всех сил сдержать предательские слезы, которые уже щипали глаза.
— Только в лужи не лезь, — обрадовался папа. Он провел ладонью по жесткой щетке волос сына, отдернул руку, словно укололся. Но знакомая шутка на этот раз не рассмешила мальчика. — Оденься потеплее. Рукавички, знаешь, где лежат?
— Знаю. Мама показывала.
Сережа одевается медленно, быстро он еще не научился. Он натянул теплые брючки, но застроченные «стрелки» почему-то оказались сзади. Черный свитер одевался легко. Мальчик втискивается в него головой и на секунду замирает. Он воображает, что это — пещера, подземелье, откуда только три выхода: главный — шире и короче, — для головы, и два длинных, узких тесных коридора — для рук. Главное, их не перепутать. Сережка дожидается, пока глаза начинают различать тонкие лучики, которые пробиваются сквозь мелкие щелки «породы», и осторожно двигается вперед. Вот и конец пути. Яркий свет он ощущает обеими макушками, и торопится освободить глаза, нос и подбородок. Руки тоже благополучно одолели свои проходы.
Шапка надевается совсем просто: ухо — на ухо, и узелок — под подбородком.
Пуговицы на пальто поддаются с трудом. Они упираются, увертываются, и мальчик никак не может накинуть на них петли. Наконец, он справляется с двумя и решает, что этого вполне достаточно…
***
Сережа идет по «своей» улице, по длинному, потемневшему от времени, выщербленному тротуару, из-под которого выбивается буйная трава. Сейчас осень, и трава начала желтеть и жухнуть.
«Топ-топ», — стучат Сережкины сапожки. «Топ-топ»… — гулко отзываются старые доски. Он знает их все наперечет, знает, на каких можно покачаться, а где проржавевшие гвозди вскоре выскочат из своих насиженных гнезд и освободят новые прекрасные качели.
Мальчик идет и зорко присматривается. Вот здесь, возле древнего почерневшего пня, любит спать Кузя, поросенок Марии Петровны, хозяйки дома, где они сейчас живут. Обычно Сережка приносит ему корочку хлеба и чешет прутиком за ухом. Кузя благодарно стонет и закрывает от удовольствия глаза. Но сегодня поросенка нет. Наверное, не дождался или замерз, и его загнали в теплую стайку.
Сережа топает вдоль забора дровяного склада. Тут летом густо растут ромашки. Сейчас они почти исчезли, а у тех, которые уцелели, вид жалкий: белоснежные и гладкие еще недавно лепестки почернели, скособочились, зеленые резные листья высохли. Пропали незабудки и розовая кашка. Остались у забора одни желтые мелкие цветочки. Их почему-то называют «куриная слепота» и все презирают, а Сереже они нравятся! Игрушечные словно лакированные ярко–желтые чашечки — целый сервиз! — крепко сидят на стеблях и не собираются увядать. Мальчик спрыгивает с тротуара и срывает несколько штук — вот и букет маме! А огоньки так и остались в лесу, что ж, им сегодня повезло!..
Сережа доходит до конца тротуара, дальше — длинная лестница с площадками. Она полого спускается вниз, не спеша, к широкому шоссе. Мальчик любит стоять здесь: сверху хорошо видны дорога, которая лентой обвивает озеро, и столбы-фонари, установленные вдоль нее. Отсюда в окружении этих крючков-фонарей озеро напоминает Сереже мамину брошь из горного хрусталя — драгоценный камень в фигурной оправе. За озером, на той стороне, высятся многоэтажки — белые, розовые, голубые. И хоть папа и говорит, что их город «типовой», Сережа уверен, что он самый прекрасный, потому что там все молодое: и сады, и люди, и дома. И Сережка ждет, не дождется, когда он с родителями переберется туда. А пока они живут на этой стороне, у Марии Петровны в ее старом деревянном доме. Окна в нем такие маленькие и низкие, что Сережа свободно может в них заглянуть, если встанет на цыпочки.
Сейчас здесь многие живут, но скоро, очень скоро бело-розовый город вырастет, и все уедут туда. А на месте поселка, будут строить металлургический завод, самый большой в этом крае. Так сказал Сереже папа. Работы хватит всем. Да и теперь никто без дела не сидит. Вот и Сережа будет выполнять очень важное задание, которое ему дал Иван Степанович, тот самый человек, который вчера в автобусе ему подмигнул.
…С Иваном Степановичем Сережа познакомился неделю назад. Была суббота, мама готовила ужин, а папа со своим другом Собакиным слушали по радио футбол на первенство мира, поэтому Сережу выпустили гулять одного. Его внимание привлекла странная машина. Похожа на грузовую, только вместо кузова — платформа с вертикальными рельсами возле кабины. И по ним взад-вперед ездит «люлька» — площадка с перилами, а на ней — люди: один старый, с лохматыми бровями и усами «веником», другой молодой, без усов, а кепка задом–наперед одета. Машина стояла у столба, и люди на площадке о чем-то переговаривались, поглядывая на фонарь.
Сережа подошел ближе. Дядька с усами его заметил и спросил:
— Интересуешься?..
Сережа кивнул.
— Тебя как звать, малец?
— Сергей, — споткнувшись на букве «Р», ответил он.
— А — по батюшке?
— По папе? — уточнил мальчик. — Валентинович.
— Ага! Сергей Валентинович. Уважительное имя. А меня — Иван Степанович. А это — мой помощник Василий.
— Очень приятно, — Сережа слышал, что именно так говорила мама, когда знакомилась с кем-нибудь. — А что вы делаете? — осмелев, спросил он.
— Дрова рубим! — захохотал Василий. Он был быстрый, шумный, с ослепительной улыбкой.
Сережка улыбнулся, шутки он и сам любил.
— Иди к нам, — позвал Иван Степанович. — Васька, подсади Валентиныча.
Сережа не успел опомниться, как очутился в люльке.
— Покатаемся? — спросил Василий и крикнул шоферу. — Поехали!
Площадка поползла вверх. Сереже было жутковато, но мальчик изо всех сил старался не показать, что боится.
— Держись за перила. Ничего такого, не стесняйся, — подбодрил Иван Степанович. — Будя! — крикнул он шоферу.
Люлька остановилась, и Сережа увидел прямо перед собой фонарь. Вблизи он казался громадным пауком, висящим на крючке. Один глаз его матово отливал перламутром, а вторая глазница была пуста.
— Вот сейчас вставим ему второй глаз… — Василий зацепился крючком-«кошкой» за столб и подобрался к самому «пауку». — Валентиныч, подай отвертку!
Мальчик не ожидал, что Василий обратится к нему, и засуетился.
— В ящике, видишь?..
Сережа протянул Василию длинную на толстой наборной ручке отвертку, и тот, перегнувшись, ловко подхватил ее.
— А теперь — пассатижи.
— Да вон, на крокодила похожи, — подсказал Иван Степанович, видя, что мальчик не знает, какой из инструментов выбрать.
Иван Степанович держал огромный перламутровый колпак, а его помощник споро закручивал гайки.
— Ну вот, и вся любовь! — весело сверкнул зубами Василий. — С двумя-то глазами лучше. Правильно говорю, Валентиныч?
— Правильно, — засмеялся Сережка.
— Майна! — крикнул Иван Степанович шоферу, и площадка поехала вниз. — Понравилось? — спросил он мальчика. — Скоро и здесь будет светло. Не сегодня–завтра закончим, и подключим.
— А кто будет включать? — робко задал вопрос Сережа.
— Да хоть бы ты! Хочешь? — лукаво сощурился Василий.
— Хочу, — ответил Сережка, и сердце его застучало часто-часто. — А как?
— Запросто. Увидишь, как Иван Степанович зажжет фонари в городе, так и давай команду.
— А что говорить?
— Ну, придумай сам. Чем короче, тем лучше.
Они вставили еще несколько «глаз» фонарям, и, прощаясь, Иван Степанович крепко сжал плечо Сереже:
— Спасибо, Валентиныч, за помощь.
А Василий напомнил:
— Значит, договорились?.. Степаныч — там, за озером, а ты — здесь.
— Договорились, — серьезно ответил Сережа и тоже крепко тряхнул протянутую руку.
— Завтра вечером, как стемнеет, — пробное включение! — услышал мальчик. — Не забудь!..
Машина умчалась, а Сережка потопал домой.
За обедом он рассказал маме про Ивана Степановича, главного оператора, и про его помощника Василия, и про то, что они доверили ему зажигать фонари здесь, в поселке.
— Не детское это дело! — строго сказала мама. — И не смей больше лазать, куда попало! А если бы ты упал?!
— Там же люлька! И я держался за перила!
— Все равно не смей! Еще током дернет!
— Линия обесточена, — снисходительно пояснил Сережка.
— Все, тема закрыта, — хлопнула по столу мама.
***
На следующий день Сережа едва дождался вечера. Смеркалось, Мария Петровна уже подоила свою Буренку, накормила кур и поросенка. Пора!.. мальчик добежал до конца тротуара, остановился на верхней площадке лестницы и стал пристально смотреть на город, боясь пропустить важный момент. Он очень волновался, что не успеет произнести волшебные слова команды, и все время повторял их про себя.
И все равно бело–розовый город вспыхнул неожиданно. Сережа, торопясь и запинаясь, проговорил скороговоркой: «Лаз, два, тлись! Фональ, зажгись!» — и замер в ожидании. Но темная цепочка фонарей на их улице и не думала зажигаться.
Сережа был в отчаянии: букву «Р» он не выговаривал, вместо нее получалась «Л», и фонари-пауки, наверное, просто не поняли его команду!
Слезы уже царапали глаза и щипали нос, как вдруг мальчик увидел, как огонек побежал от столба к столбу, образуя праздничную гирлянду вдоль дороги, вокруг озера, все ближе, ближе… Вот цепочка огней поравнялась с ним и, не останавливаясь, помчалась по улице в конец поселка! Ура! Получилось! Получилось! Теперь он не просто мальчик не полных четырех лет, а мальчик, зажигающий фонари!
Первым делом, Сережа поделился своей радостью с папой, но тот сказал, что пусть он не выдумывает глупости. Освещение на улицах включается автоматически, и за этим следит дежурный оператор на электростанции.
…Знакомая сказка «на ночь» почему-то показалась Сережке ужасно грустной, и он неожиданно для себя расплакался.
Мама переполошилась:
— Что ты, маленький?.. Кто-то обидел?.. Головка болит?..
— Колобка жалко!..
— Чего его жалеть, этого хвастунишку! — успокоилась мама.
— Жалко! — упрямился мальчик. — Он же поверил лисе, а она обманула! Съела!
— Но ведь это сказка. А сказка — ложь, да в ней… что?.. намек! Добрым молодцам урок.
— Все равно нельзя! Нельзя!
— Успокойся, маленький. Ты устал. Спи, утром все пройдет, — мама поцеловала сына, укрыла теплым одеялом, подтолкнула со всех сторон, чтобы ни одной щелочки не осталось. — Я посижу возле тебя. Спи!..
***
Прошла ровно неделя с пробного испытания. И вчера в автобусе Иван Степанович подал ему тайный знак: начиная с сегодняшнего вечера, в их поселке будет всегда светло! И это зависит теперь от него, от Сергея Валентиновича! Вот почему Сережа хотел, чтобы папа был рядом, чтобы убедился: он говорит правду!..
Сегодня было морозно. Серебристая изморозь покрыла тонкой пеленой доски тротуара, крыши домов. Низкое солнце не грело. Холодный пронзительный ветер тянул с озера, отчего его гладкая поверхность морщилась и шершавилась.
Сережка стоял на открытой площадке, на самом его пути, и ветер не преминул накинуться на мальчика. Он залезал за пазуху, пробирался в рукава, в сапожки. Шапочка была вязаная, дырчатая, тут для разбойника вообще не было преграды. У Сережи вскоре замерзли уши, нос посинел, а губы одеревенели. Руки он спрятал в карманы, но и там тоже хозяйничал непрошеный гость…
Мальчик не знал, сколько времени. Уйти домой, чтобы одеться теплее, он боялся. Еще минутку, еще немножко, и цепочка огней побежит из бело-розового города сюда… Сережка сел на корточки, привалился спиной к забору. Поднял воротничок пальто, засунул рукав в рукав. Стало теплее. Теперь ветер налетал только сбоку и отскакивал: мальчик не очень-то подпускал его к себе.
Сумерки стремительно надвигались на поселок, окутывая его плотной завесой. Блестело только озеро. «Сейчас!.. Сейчас…»
— Сережа!.. Сергей!.. — услышал он голос отца.
— Се-ре-га!.. — сложив руки рупором, кричал Собакин.
Мальчик попытался встать, но его ноги плохо слушались. Они стали тяжелые, чужие. Сережа сделал шаг и чуть не закричал от боли: тысячи иголочек впились в них.
— Папа! — как можно громче позвал он. Однако крик получился жалобный, еле слышный.
Собакин первым заметил маленькую фигурку на белой простыне тротуара. Он подхватил мальчика на руки и быстрым шагом пошел к дому.
— Ты что же, брат!.. Так и замерзнуть можно. Зачем сидел под забором?
Сережа шевелил губами, но слова почему-то прилипали к языку и не хотели выходить на холод.
Подбежал Сережин папа, прижал к себе, внес в дом. Здесь тепло, весело трещит печка, на стене пляшут причудливые существа. Из кухни доносится знакомый и вкусный запах оладушек. Отец спускает сына на пол, тот все еще дрожит и молчит.
Собакин скрывается в кухне и через минуту появляется с кружкой теплого молока.
— Пей, братец, пей! Надо согреться.
Сережка послушно пьет.
— Раздень его, Валька, — говорит тихо Собакин. — Ванну надо горячую. Я приготовлю.
Сережка сопротивляется отцовым рукам: «Не хочу!.. Отпусти!.. Мне надо на улицу!» Но силы не равны: одежда снята, и мальчик заливается слезами:
— Фонали, фонали, — твердит он. — Зажечь… Я должен зажечь!..
Мужчины переглядываются: бредит?..
— Давай-ка, ложись, Серый, — говорит Сережин папа. — Ох, и попадет нам от твоей матери!.. Ишь, бунтарь доморощенный…
— Постой, — вмешался Собакин. — Ну-ка, объясни толком, что за «фонали»?
— Фонали, понимаешь?.. На улице. Я зажигаю фонали! Чтобы светло было, всем людям!.. В голоде — Иван Степанович, а здесь я! Он мне получил! Я сказал папе, а он не велит!.. — Сережка зарыдал.
— Спокойно. Что надо сказать?.. — Собакин наклоняется к мальчику и сквозь всхлипывания едва разбирает «волшебные слова» команды. — Понял. Будь покоен, все сделаю! — он кидается к дверям и исчезает.
Сережка подбегает к окну и приникает к стеклу. Перед их домом стоит фонарный столб, и мальчик устремляет напряженный взгляд вверх, где прячутся в темноте пока слепые «глаза» фонаря. «Лаз, два, тлись, фональ, зажгись!» — шепчет он и ждет, ждет. А вдруг Собакин спутает?.. Вдруг забудет слова?..
Сережин папа стоит рядом и тоже смотрит на темные силуэты деревьев, темное небо за окном. И вдруг бело-розовый город за озером вспыхивает тысячами огней. Огоньки огибают озеро, поднимаются в гору и бегут цепочкой по дороге от столба к столбу. Вот ожил темный фонарь, их сосед, ярко загорелись его «глаза», и огоньки помчались дальше по поселку.
«Раз, два, трись, фонарь, зажгись!» — невольно повторяет за сыном отец, и его руки ложатся мальчику на плечи.
А по светлому коридору, через поселок, бесконечной вереницей движутся машины, груженые стройматериалами и тяжелой техникой. Они направляются в Озерск, бело–розовый город, на большую и важную стройку страны.
1991-2002