Возрождение традиции

Автор: Админ. Опубликовано в Спаси и сохрани!

Такая пьеса необходима в репертуаре современного театра!
(о пьесе «Спаси и сохрани!» Р.Кошурниковой и Е.Феоктистова)

      Современный театр почти не знает, не касается пьес религиозной, православной, в частности, тематики. Надо начинать создавать эту традицию. Классика здесь, безусловно, должна занять главное место. Однако без современных пьес этого не сделать. Драма «Спаси и сохрани!» - одна из первых пьес, в которой авторы бесстрашно пытаются поставить, как минимум, три сложнейших проблемы: путь человека к Богу; выбор конфессии как главный поворот жизни, проверка таких понятий, как любовь и жертвенность (более привычно для театра подходить к «проблеме нравственного выбора» с бытовой точки зрения). Третью проблему можно определить как опамятование. Это наши отношения с прошлым, восстановление, возрождение, возврат главного, что собирает слабого, распыленного человека, придает его жизни смысл и цель. Следовательно – собирает и «стадо», преобразуя «массу масс» в сильное целое. Возврат главного, то есть, возврат Веры как основы сильной единой нации. Это – линия «пьесы в пьесе» - образ Великой княгини Елизаветы Федоровны, ее выбор православия и служения «неродной Родине».
      В этой попытке авторов в одной пьесе совместить все разом – вижу просчет: каждая из указанных проблем могла бы стать центром отдельной пьесы (реплика Е.С. объясняется тем, что она не читала «Белый ангел Москвы»).  Но театр - и просчет может обратить на пользу общего дела и дать свежее дыхание сценическому искусству.
      Перед нами тот не редкий в современной драматургии случай, когда «перегруз» драматургического материала провоцирует профессиональные навыки, интуицию, ассоциативное мышление режиссера (такую пьесу может поставить «с чувством, с толком, с расстановкой» только тот, «кто работает Богу», а не мирским заботам). И тогда он, в работе с актерами (соборно), что-то выдвинет на самый первый план, что-то даст фоном, что-то вообще сократит.
      Пьеса ставит некоторые вопросы, важные для формирования репертуара православного театра (театра православных художников) в целом. Их рано или поздно решать придется, но это действительно – в будущем.
      Для настоящего. Вижу в пьесе один кардинальный «сдвиг»: православие возвышается за счет унижения католичества. Виноват в этом образ Хелены. Отвратительная католичка, злодейка, хамка, потребительница, воровка, человеконенавистница, потаскуха и т.п. В ее любовь к сыну Стасику не верится. Что ее – исчадие ада – полюбил Игорь, тоже слабо верится. Тут такой явный «пережим», что обнажается «здание»: если католички такие, то католичество – фальшь. Надо ли так? И даже польский акцент «работает» на эту установку. Что, кстати, утяжеляет и без того многоразговорную пьесу (дается польское выражение и тут же русский перевод). Однако и такую «отрицательность» режиссер может в спектакле откорректировать.
      Имею в виду следующее. Слава Богу, кажется, прошла пора, когда образ священника окарикатурировался, унижался, зло пародировался. Но как показывать на сцене, как играть «образ священника», пока неясно. В пьесе «Спаси и сохрани!» есть образ духовника. Он здесь немножко какой-то елейно-сказочный. Но, думаю, несмотря на еще дореволюционную традицию запрета (церковная цензура вообще не разрешала – или требовались усилия, чтобы получить разрешение изображать «церковное» на сцене), показывать на сцене, выводить на сцену священнослужителей необходимо. Тому есть много причин, о которых стоит поговорить отдельно. Тут начало уже положено. Впервые, в спектакле им. Маяковского «Карамазовы» (реж. С.Арцибашев), И.Охлупин сыграл старца Зосиму внятно - и с религиозных позиций, и художественно убедительно. В пьесе В.Малягина «Отец Арсений» вообще впервые в современном театре создана «апология монаха» (играл В.Заманский).
      О.Александр, духовник Ольги, в пьесе «Спаси и сохрани!» продолжает этот ряд, и эпизод их встречи (конец первого акта) – это едва ли, на мой взгляд, не главная сцена. Это должно быть крупнее, мощнее, что могут сделать на сцене только актер и актриса. Центральное место принадлежит духовнику. Не только этому, конкретному. Иными словами, тут нужно обобщение, укрупнение образа, если угодно – символизация его. А это опять - во власти режиссера.
      Второй момент. В пьесе много молитв. Много Евангельских цитат. Дело не в их количестве. Этого нельзя просто добавлять в текст, нужна мера. Как сыграть это органично? Как вообще вводить этот пласт в игровую – никуда от этого не деться – природу театра? Если прямолинейно – достигнем обратного результата, отторжения. Проблема. Возможно, это будет «закадровый» голос. Возможно, это будет какой-то специальный сильно действующий режиссерский прием. Я знаю пока только одну удачную попытку введения «театральной молитвы»: это 90-е годы, спектакль в Саратове «Белая гвардия» (реж. А.Дзекун), когда вся декорация резко «отрубалась» занавесом, и Елена, выходив на авансцену, молилась куда-то вверх и в угол, просила Богородицу о спасении Алексея Турбина.
      Резюмирую. Артистам в этой пьесе есть что играть. И с точки зрения быта, т.е. внешний ряд (различные психологические состояния и переходы), и с точки зрения главной внутренней линии: искушение – расплата – раскаяние. Собственно – пьеса о предательстве и покаянии. Тут не только – блудные дочери. Тут – блудные сыновья. Поэтому не случаен в финале образ сына – Стасика рядом с православным священником. Вся нагрузка на образ матери (Ольги) и сына (Игоря), на способности театра показать, помимо бытовых связей, отношения Матери и Сына; показать то, что человек опомнился и решил возвратиться к Богу. И в этом – спасение!..
      
Елена Ивановна Стрельцова,
театральный критик, кандидат искусствоведения,
старший научный сотрудник ГИИ (Государственного института искусствознания),
член Чеховской комиссии РАН.